Бабушкин граммофон
Буду петь - буду жить
«...Слышал — увы! — лишь в граммофоне,— Варю Панину,— писал А. Куприн.— Заочно понимаю, какая громадная сила и красота таились в этом глубоком, почти мужском голосе...» Критик А. Р. Кугель отмечал в песнях прославленной цыганки «глубокую, затаенную, как ночь, непроницаемую страсть». А художник Константин Коровин однажды осмелился противопоставить пение Вари Паниной... «вдохновенному искусству» своего друга Ф. И. Шаляпина. «Ты слышишь,— сказал Шаляпин Серову,— Константину не нравится, что я пою. Плохо пою. А кто же, позвольте вас спросить, поет лучше меня?..— А вот есть. Цыганка одна пост лучше тебя.— Какая цыганка? — Варя Панина. Поет замечательно. И голос дивный.— Это какая же, позвольте вас спросить, Варя Панина? — В «Стрельне» поет. За пятерку песни поет. И поет как надо».
Современники считали Панину последней представительницей подлинно цыганского песенного искусства, ставшего популярным в России еще в начале прошлого века. Стремились резко противопоставить искусство Паниной новейшей псевдоцыганщине, профанировавшей старые национальные традиции. «Ее исполнение,— писал один из критиков,— не имело ничего общего с противным гнусавым пением в нос большинства мнимо цыганских певиц».
А.Р. Кугель вспоминает одно из выступлений Паниной в узком кругу почитателей. «...Панина была в широкой, очень просторной, вроде пиджака, кофте странного какого-то цвета... Сев на стул посреди комнаты, она сейчас же закурила... Курила она беспрерывно, несмотря на заметную одышку. У Паниной была добрая, славная, умная, хотя несколько наигранная «актерская» улыбка, и глаза у нее, смотревшие с ласковой проницательностью, были прекрасные, с живою искрою в зрачках». Далее критик описывает поистине ошеломляющее воздействие панинского пения: ее слушали «со сладкой тоской; с жаждой страдания». «...Как струйки расплывающегося табачного дыма, стелились под потолком кольца ее песни, и ныло сердце... И было божественно прекрасно».
Лишь в девятисотые годы тридцатилетняя Панина стала выступать на концертной эстраде. Пела она обычно в сопровождении двух гитар (К. Васильев и Н. Шишкин) иногда с добавлением цитры. При ее участии устраивались «исторические концерты» цыганской хоровой песни, в которых демонстрировался длительный путь и эволюция этого жанра. Таким образом, многие узнали Варю Панину на исходе ее жизненного пути, когда голос звучал уже не так ярко, как в юности.
Уже немолодая женщина, мать пятерых детей, она выходила на эстраду в строгом, нарочито неэффектном наряде, «быть может, подчеркивая этим пожилой свой возраст и мужскую ухватку». Тем не менее увлечение искусством певицы не ослабевало до последних дней ее жизни. «Концерт знаменитой Вари Паниной был переполнен,— сообщал рецензент журнала «Рампа и жизнь» за несколько месяцев до ее смерти.— Панина, допевающая свою лебединую песню, до сих пор вызывает волнение в сердцах «паникистов»...»
И. НЕСТЬЕВ
Журнал "Кругозор" № 3 1969г.
Буду петь - буду жить
«...Слышал — увы! — лишь в граммофоне,— Варю Панину,— писал А. Куприн.— Заочно понимаю, какая громадная сила и красота таились в этом глубоком, почти мужском голосе...» Критик А. Р. Кугель отмечал в песнях прославленной цыганки «глубокую, затаенную, как ночь, непроницаемую страсть». А художник Константин Коровин однажды осмелился противопоставить пение Вари Паниной... «вдохновенному искусству» своего друга Ф. И. Шаляпина. «Ты слышишь,— сказал Шаляпин Серову,— Константину не нравится, что я пою. Плохо пою. А кто же, позвольте вас спросить, поет лучше меня?..— А вот есть. Цыганка одна пост лучше тебя.— Какая цыганка? — Варя Панина. Поет замечательно. И голос дивный.— Это какая же, позвольте вас спросить, Варя Панина? — В «Стрельне» поет. За пятерку песни поет. И поет как надо».
Современники считали Панину последней представительницей подлинно цыганского песенного искусства, ставшего популярным в России еще в начале прошлого века. Стремились резко противопоставить искусство Паниной новейшей псевдоцыганщине, профанировавшей старые национальные традиции. «Ее исполнение,— писал один из критиков,— не имело ничего общего с противным гнусавым пением в нос большинства мнимо цыганских певиц».
А.Р. Кугель вспоминает одно из выступлений Паниной в узком кругу почитателей. «...Панина была в широкой, очень просторной, вроде пиджака, кофте странного какого-то цвета... Сев на стул посреди комнаты, она сейчас же закурила... Курила она беспрерывно, несмотря на заметную одышку. У Паниной была добрая, славная, умная, хотя несколько наигранная «актерская» улыбка, и глаза у нее, смотревшие с ласковой проницательностью, были прекрасные, с живою искрою в зрачках». Далее критик описывает поистине ошеломляющее воздействие панинского пения: ее слушали «со сладкой тоской; с жаждой страдания». «...Как струйки расплывающегося табачного дыма, стелились под потолком кольца ее песни, и ныло сердце... И было божественно прекрасно».
Лишь в девятисотые годы тридцатилетняя Панина стала выступать на концертной эстраде. Пела она обычно в сопровождении двух гитар (К. Васильев и Н. Шишкин) иногда с добавлением цитры. При ее участии устраивались «исторические концерты» цыганской хоровой песни, в которых демонстрировался длительный путь и эволюция этого жанра. Таким образом, многие узнали Варю Панину на исходе ее жизненного пути, когда голос звучал уже не так ярко, как в юности.
Уже немолодая женщина, мать пятерых детей, она выходила на эстраду в строгом, нарочито неэффектном наряде, «быть может, подчеркивая этим пожилой свой возраст и мужскую ухватку». Тем не менее увлечение искусством певицы не ослабевало до последних дней ее жизни. «Концерт знаменитой Вари Паниной был переполнен,— сообщал рецензент журнала «Рампа и жизнь» за несколько месяцев до ее смерти.— Панина, допевающая свою лебединую песню, до сих пор вызывает волнение в сердцах «паникистов»...»
И. НЕСТЬЕВ
Журнал "Кругозор" № 3 1969г.
